Лауреат Нобелевской премии 2012 по физиологии и медицине сэр Джон Гёрдон рассказал в интервью РЖ о том, что по настоящему важно для достижения успеха в науке.


На этой неделе в соцсетях циркулирует скан заключения учителя биологии из Итона о безобразной успеваемости ученика по имени Джон Гёрдон. Учитель делает вывод, что юноша чудовищно плохой ученик и что продолжать занятия биологией будет тратой времени. Мы связались с нобелиатом и из его рассказа поняли, что всё его образование состояло из череды провалов и отказов от занятий тем, что ему было неинтересно – увенчавшейся одним из важнейших открытий в истории науки.

«В те времена у нас даже не было учебника, - вспоминает сэр Джон. – Учитель, мужчина за шестьдесят, просто читал нам вслух какие-то материалы, а на следующей встрече давал тест из 50 вопросов по прочитанному. Я категорически не мог этого запомнить».

Выкинутый из естественнонаучного потока, Гёрдон был вынужден перекантоваться до конца школы на гуманитарном, поскольку его латынь и греческий были не настолько ужасны (хотя и знанием языков он не мог похвастать). И тут в дело вмешалась его мать, школьная учительница физкультуры.

«Моя мать была исключительно мудрым и чутким человеком. Она видела, что подлинный интерес у меня вызывают только гусеницы, которых я выращивал; я с шести лет собираю насекомых, в основном мотыльков. Меня всегда завораживал этот, до сих пор во многом загадочный процесс превращения, от стадии к стадии», – вспоминает Гёрдон. Родители заплатили за дополнительный год частного обучения естественным наукам – и мальчик смог поступить в Оксфорд, «условно». «Я не знаю, выжил бы я в сегодняшней системе обучения», – говорит Гёрдон. Но в те годы многое было возможно: ему дали поучиться год на неформальных основаниях, и когда он смог сдать сессию, зачислили на курс по зоологии.

Учеба давалась очень тяжело; в те годы зоологов мало учили экспериментальной работе, а больше требовали просто запоминать названия бесчисленных костей динозавров. Гёрдон попытался попасть в аспирантуру по зоологии, но его не взяли.

И тут Гёрдону в первый раз улыбнулась удача: его позвал в аспирантуру профессор эмбриологии Майкл Фишберг. Работа была экспериментальной, новаторской, и Гёрдон быстро в нее втянулся. «Вскоре я был полностью поглощен тем, что я делаю», – говорит Гёрдон. Через несколько месяцев аспирант Гёрдон поставил эксперимент с ядрами клеток лягушек, который положил начало целому направлению науки.

Сэр Джон и отчет его учителя из Итона

Правда, сперва это не было очевидно. Перед тем как Гёрдон увидел результаты своего эксперимента, ему еще раз пришлось признать поражение в неинтересной для него области. Шеф послал Гёрдона в США, чтобы поучиться сверхновым методам экспериментальной генетики. «Там мне сказали, что если я совсем ничего в этом не смыслю, мне не стоит и начинать разбираться, потому что профессор слишком занят, чтобы объяснять азы», – вспоминает Гёрдон. Он практически ничего не вынес для себя из этой поездки и уехал обратно в Европу.

Вернувшись, Гёрдон увидел, что его головастики стали взрослыми лягушками и даже сами размножились. Анализ их клеток показал, что Гёрдон сделал выдающееся открытие; полвека спустя это направление оказалось одним из ключевых в медицине, и сегодня бывший аспирант получил нобелевскую премию.

Вкратце суть открытия Гёрдона состояла в том, что ядра всех клеток взрослого организма содержат одинаковую информацию. Клетки, например, сердечной мышцы отличаются от нейронов только тем, что в них работают разные гены - но общий набор генов в них одинаковый. Пересадка ядер из “взрослых” клеток в яйцеклетки вернула ядра в эмбриональное, девственное состояние; полвека спустя ученые при помощи еще более утонченной процедуры научились превращать взрослые клетки в эмбриональные уже у человека, растить их в любом количестве и превращать в любые взрослые клетки - и теперь эта сфера стала важным направлением медицинских исследований: ученые надеются научиться выращивать таким образом неограниченные количества клеток “на замену” - чтобы восстанавливать сердце после инфаркта или сетчатку при макулодистрофии (вот тут можно подробнее прочитать о сути этого открытия).



«Оглядываясь назад, я считаю ту аспирансткую работу самым значительным успехом в моей жизни», – вспоминает 79-летний нобелиат.

На самом деле, после публикации 1962 года Гёрдон сделал очень много. В 1975 году он получил рыцарское звание за свои научные заслуги; в последующие годы – бесчисленные научные премии. Сегодня он возглавляет Институт Гёрдона в Кэмбридже (практически беспрецедентное явление: институт, названный так при жизни ученого).
У этого человека свои правила по отношению ко всему. Его лекции считаются образцом ясности, прозрачной логики: «Дело в том, что я сам не понимаю ничего сложного; поэтому я стремлюсь добиваться предельной простоты – и в экспериментах, и в том, как я о них рассказываю», – объясняет Гердон.

Другая причуда: в его Институт не берут ученых, которые занимаются совершенно обособленными областями науки: «Мы не хотим начинать новые направления только ради того, чтобы они были у нас представлены. Мы всегда предпочитаем развивать имеющиеся успехи. Мы верим в сотрудничество, хотим чтобы новые лаборатории работали в связке со старыми» – говорит Гёрдон. Это очень нетипично – но, еще раз – он все делает по-своему.

«Обращаясь к детям и их родителям, я хочу сказать, что самое важное – найти что-то, что вам по-настоящему интересно, и следовать этому интересу», – сказал нобелевский лауреат.